— Понял, княже. Сделаю.

— Ратислав!

— Слушаю, княже, — вскочил из-за стола Ратьша.

— Тебе под начало оставляю всех людей, тобой приведенных, и чернецов епископских. Будешь в запасе на случай, если где на стене совсем плохо станет. Коль такое случится, по первому зову неситесь туда на помощь. Лошадей под рукой держите, что б скорей было. Важное дело тебе поручаю, но, чаю, справишься — делом доказал. Кстати, Гунчака себе возьми.

— Ты помиловал половецкого хана, княже?

— Уж больно жалостную историю он мне поведал, — криво усмехнулся Юрий Ингоревич. — Да и, говорит, не он приказывал смердов губить. Монгольский начальник, которого над ним поставили, в сем виноват. Так с тем ты, Гунчак сказывал, разобрался, как должно. Обратного пути к татарам ему уже нет. А драться с ними сам вызвался. Видно, много злобы на них накопилось.

— Это — да, — кивнул Ратьша. — И добавил. — Благодарю, княже, за честь.

— И еще, — князь помедлил, словно в нерешительности. — Еще… — он опустил голову и потер виски. Потом выпрямился и, решившись, продолжил. — Возьмешь к себе еще сына моего младшего, последнего. Андрея. Двенадцать лет отроку. Пора уж ему войны понюхать. Да и рвется в бой. Удержу нет. Ежели не приставить к делу, сам на стены сбежит. Еще хуже. А так под твоим присмотром будет. Ведь присмотришь?

Ратислав кивнул.

— Хорошо присмотришь? — в голосе князя слышалась тревога отца за любимого сына и угроза ему — Ратьше, в случае, если с наследником случится что-то плохое.

— Присмотрю, княже, — такой обузе Ратьша не обрадовался, но виду не показал.

— Тогда — все, — голос Юрия Ингоревича внезапно ослаб. Он обошел столец, как-то обессиленно уселся на него, махнул рукой. — Свободны все. Ступайте. Занимайтесь делами. И… Корней, — голос князя опять потвердел.

— Слушаю, княже, — повернулся, уже успевший добраться до двери, тиун.

— О татарах мне каждый час докладывай. Где они, что делают. А ежели приступ готовить станут, посылай за мной сразу в любое время.

— Понял, княже, — склонился в поклоне Корней.

Ратьша вышел из приемной одним из последних и тут же у двери наткнулся на приплясывающего от нетерпения княжича Андрея. Княжич был облачен в дорогую двойного плетения кольчугу, подогнанную ему по росту. На голове надет глубокий остроконечный шлем с кольчужной бармицей, на предплечьях — наручи, на поясе короткий меч в узорчатых ножнах. Увидев Ратислава, Андрей, подошел к нему и, стараясь чтобы ломающийся голос звучал солидно, произнес:

— Князь отдал меня под твое начало, воевода. Приказывай.

На последнем слове голос парнишки дал петуха и Ратше пришлось приложить не малое усилие, чтобы не улыбнуться.

— При мне будешь, — серьезно сказал он. — На посылках.

Губы княжича задрожали. Но он взял себя в руки и хриплым от обиды голосом спросил:

— А драться с татарами? Я хочу драться с ними! Мстить за брата!

— Успеешь еще, — строго ответил Ратислав. — Меня и людей моих князь в запас поставил. В бой вступим, ежели татарам удастся на стены взойти. Вот тогда и повоююем. А пока, отрок, привыкай делать то, что начальник приказывает. Без того воем тебе никогда не стать. Забудь, что ты княжий сын. Иначе обратно к отцу отправлю. Будешь вместе с матерью и сестрами в храме Богу молиться за спасение града от напасти.

Лицо княжича запунцовело. Он нахмурился, гордо вздернул подбородок, собираясь, видно, поставить на место зарвавшегося воеводу. Но в последний момент сдержался, опустил глаза, катнул желваками на скулах, произнес, сдерживая рвущийся наружу гонор:

— Слушаю, воевода. Приказывай.

— Вот и ладно, — кивнул Ратьша.

Потом окинул взглядом Андрея. Уже не как княжьего сына, а как воина. Парнишкой княжич был рослым, для своих не полных тринадцати, крепким: сказывались занятия по владению оружием с шести лет. Круглое лицо, светлые — в мать — мягкие волосы. Но нравом, похоже, пошел в отца. И сдерживать себя уже сейчас может. Хорошая черта для будущего князя. Вот только будет ли у него будущее? Мысль эта, видно, отразилась на лице Ратислава. Княжич пытливо глянул на него, спросил тревожно:

— Что-то не так, воевода?

— Все хорошо, Андрей, — вздохнул Ратьша. — Все хорошо.

На лице княжича появилась улыбка. Он обернулся, махнул рукой кому-то в дальнем затененном углу. Обернулся к воеводе.

— Со мной еще мои меченоши. Примешь?

Из угла на свет вышли еще двое отроков, тоже в кольчугах и шлемах. При мечах в ножнах. Ратьша знал обоих. Первый годами тремя постарше Андрея, ростом вымахал уже со взрослого мужа, крепкий, с твердым смелым взглядом. Звали его Воеславом и был он сыном боярина Силы, служившего еще отцу нынешнего Великого князя. Сила участвовал в злосчастном приграничном сражении. Среди уцелевших Ратислав его не видел… Как звать второго меченошу Ратьша не помнил. Видеть — видел. Знал, что отец его дослужился до сотника в великокняжеской дружине, в одном из сражений потерял правую руку и теперь жил в Среднем городе на своем дворе, получая вспомоществование от князя, как увечный на княжьей службе и, вроде бы, зарабатывая каким-то ремеслом. Был второй меченоша почти ровесником княжича. Если и постарше, то совсем чуть. Ростом малость повыше, но сложением пожиже. Лицо доброе, мягкое. Нелегко с таким лицом стать воином. А вот в Воеславе Ратьша увидел себя в отрочестве. Улыбнулся немного грустно, сказал:

— Приму, конечно. Не выстоять ведь Рязани без таких защитников.

Меченоша, имени которого Ратислав не помнил, только улыбнулся на эти слова. Вроде, извиняясь. А вот Воеслав нахмурился, уголок рта обиженно дернулся.

— Ну, ладно, ладно, — примиряюще похлопал его по плечу Ратьша. — Не щетинься. Будете при княжиче. А княжич при мне.

Воеславу, как и Андрею, такое решение воеводы не понравилось, но он смолчал. Второй же меченоша, похоже, был тому даже рад. М-да, не воин, подумалось Ратиславу.

— Ладно, идите за мной.

Ратьша повернулся и зашагал к лестнице, ведущей в низ княжеского терема. Спускаясь по лестнице, он обернулся к княжичу, спросил:

— Как мать, как Евпраксия?

На последнем имени голос его чуть дрогнул, но Андрей, вроде бы того не заметил.

— Плачут, молятся, — отозвался он. — Что им еще делать?

— Иван, племянник твой, здоров ли?

— Вроде — да, — пожал плечами княжич.

Ну и слава богам, подумал про себя Ратислав.

На улице у крыльца терема Ратьшу ждал Первуша, постукивая ногой об ногу, чтобы не замерзнуть — морозец жал. Увидев своего господина, меченоша почти подбежал к нему, спросил:

— Куда мы теперь, боярин?

— В запасе с нашими людьми князь повелел нам быть, — ответил Ратислав. — Да еще чернецов